Стенограмма выступления Путина на заседании Совета по правам человека

В День прав человека Владимир Путин в режиме видеоконференции провёл заседание Совета по развитию гражданского общества и правам человека.

В.Путин: Уважаемые коллеги, добрый день!

Всех вас приветствую на нашей очередной встрече, которая традиционно проходит в День прав человека.

Каждый из вас и Совет в целом, как, впрочем, и другие правозащитные организации страны, вносят свой вклад в дело защиты прав и свобод человека и гражданина. На мой взгляд, это чрезвычайно важная миссия, это особая, крайне необходимая людям, обществу и, безусловно, благородная миссия. Она требует каждодневного кропотливого труда, глубоких знаний, терпения, душевной щедрости и умения вести диалог, аргументированно отстаивать свою позицию, а нередко, конечно, и смелости и решительности.

Во всех составах нашего Совета всегда – хочу подчеркнуть – всегда работали и работают именно такие люди. И искренне поздравляю всех вас, уважаемые друзья, с Днём прав человека. Желаю успехов в достижении целей вашей правозащитной деятельности.

Сегодня нам предстоит работать в дистанционном режиме. В этом формате мы с вами общаемся редко, так скажем, но уже вижу внушительный список желающих выступить. Как мы и договаривались, Валерий Александрович Фадеев на площадке Администрации организовывал эту работу. И здесь у меня целый список, он очень большой, не я его составлял, это делал председатель нашего Совета, руководитель Совета и, так скажем, человек, организующий работу Совета, советник Президента по этим вопросам. Но я обращаюсь просто сразу ко всем коллегам и хочу вас попросить выступать кратко, потому что мы примерно будем работать часа два, иначе уже потом фокус внимания сбивается, хотя обычно мы работаем даже чуть больше, чем два часа. Но чем короче будет выступление каждого и содержательнее, тем большее количество людей, наших коллег из Совета смогут сегодня выступить, свою точку зрения изложить на вопросы, которые представляют общий интерес.

Уважаемые коллеги!

Пандемия стала для нашей страны, да и для всего мира, непростым испытанием. Она подтолкнула к тому, чтобы проанализировать и даже переосмыслить многие ключевые принципы социального общения. Отношения между государством и гражданином также приобрели новые измерения.

Вы знаете, что у нас в борьбе с общей угрозой под девизом «Мы вместе» объединились представители практически всех уровней власти, волонтёры, некоммерческие организации, тысячи неравнодушных и ответственных граждан. При этом люди не только были готовы участвовать в общей работе, но и стали предъявлять новые требования к государству, особенно в вопросах реализации своих прав в области здравоохранения, образования, сохранения персональных данных.

В условиях, когда все страны оказались в поиске баланса между неизбежными, но вынужденными ограничениями и необходимыми свободами, экспертная оценка нашего Совета была и остаётся крайне востребована. Мы с вами видим, что в некоторых странах происходит, когда так называемые ковид-диссиденты выражают свою реакцию достаточно бурно на необходимые шаги со стороны государства. Здесь нужно ясное понимание и того, что происходит, того, что необходимо, и профессиональная экспертиза. Насколько знаю, Совет уже многое сделал в этом направлении, представил свой доклад «Уроки эпидемии с точки зрения соблюдения прав и свобод человека и гражданина», и сегодня мы обязательно остановимся на его основных положениях.

Конечно, хотел бы особо поблагодарить вас за активное участие в работе над поправками к Конституции России. Знаю, что все по-разному к этому относятся, тем не менее Совет внёс свою лепту в эту работу, и я хочу выразить вам слова благодарности за это, а также за содействие в реализации прав граждан в ходе общероссийского голосования.

Считаю необходимым остановиться и на направлениях, где Совет мог бы сосредоточить свои усилия в ближайшее время.

Одна из актуальных тем – это, конечно, система организации здравоохранения и права пациентов. Речь идёт о качестве и своевременности оказания медицинской помощи.

Конечно, государство делает очень многое для того, чтобы работа шла ритмично и на благо граждан, но при этом, безусловно, есть и сбои. Это очевидно, я тоже об этом знаю. Поэтому работа правозащитных структур, конечно, здесь тоже востребована, и не только в связи с распространением коронавирусной инфекции.

Прошу вас уделить внимание и тому, как соблюдаются права людей в первичном, самом близком к людям, звене здравоохранения и продолжить мониторинг помощи, конечно, больным по графику, по планам, в том числе и, может быть, в первую очередь онкологическим больным. В целом необходимо постоянно анализировать организацию планового лечения пациентов с опасными и хроническими заболеваниями.

Многое предстоит ещё сделать и в области гуманизации правосудия. Мы в принципе на каждой встрече об этом говорим. В Совете немало опытных юристов, и на прошлом заседании прозвучали некоторые предложения. Не все, но часть из них нашла поддержку и должна быть реализована.

Ещё одна важная тема – преимущества и риски цифровизации. Электронные сервисы – это уже не задача будущего, а реально действующая отрасль, и она набирает свои обороты. Там идёт процесс создания и новых возможностей, и новых интересов. И интересы новые формируются, и угрозы тоже.

Практически ещё не изучена, не осмыслена такая сфера, как свободы человека и искусственный интеллект. Потому сейчас востребованы именно профессиональные рекомендации о том, как дальше развивать цифровые сервисы, предотвращая риски нарушения прав людей на конфиденциальность, на неприкосновенность частной жизни, на свободу выражения мнений. По опросам общественного мнения, кстати говоря, вопросы, связанные с защитой личных данных, очень беспокоят людей.

Всё это сферы деятельности и нашего Совета. Недавно в его состав вошли в том числе и специалисты в этой области. Полагаю, что это значительно усилит его экспертный потенциал.

Словом, ещё раз хочу повторить, тем для обсуждения накопилось очень много. Давайте перейдём к соответствующим докладам, к выступлениям.

Первым хочу предоставить слово Фадееву Валерию Александровичу – советнику Президента, председателю Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека.

Пожалуйста, Валерий Александрович, прошу Вас.

В.Фадеев: Спасибо, Владимир Владимирович.

Что касается списка выступающих и вопросов, то это всё готовилось, мы обсуждали это очень серьёзно, и собирался президиум Совета по правам человека. Практически все те вопросы, которые выдвигали коллеги, – они все здесь, так что список составлен на основе демократических принципов.

В.Путин: Валерий Александрович, хочу, чтобы Вы подтвердили: я не принимал участия в составлении этого списка. Я вижу его впервые, прямо сейчас мне положили на стол. Но я постараюсь предоставить слово для выступления подавляющему большинству из тех, кто в этом списке есть.

Извините, пожалуйста, что перебил Вас. Прошу.

В.Фадеев: Да, Владимир Владимирович, ответственность за список беру на себя.

Позвольте вначале доложить о том, как идёт работа по Вашим поручениям, данным год назад.

Поручение о создании базы данных жертв политических репрессий: созданием такой базы данных займутся некоммерческие организации, в частности Музей истории ГУЛАГа, директором которого является Роман Владимирович Романов, член нашего Совета. Предполагаемое финансирование – президентский грант.

Помощь детям, страдающим ретинобластомой, – надлежащие меры приняты Минздравом, поручение выполнено.

Использование лесов, выросших на землях сельхозназначения, – принято постановление Правительства, разрешающее использовать такие леса, поручение выполнено.

Три взаимосвязанных предложения – Вы сказали как раз о правоохранительной системе, о судебной – изложил год назад Генри Маркович Резник: это расширение составов преступлений для суда присяжных, введение института следственных судей, а также проблема судебной экспертизы. По всем трём предложениям ведётся работа. Предложения одобрены Верховным Судом, о чём Верховный Суд России уведомил Совет. По судебной экспертизе подготовлен законопроект, в соответствии с которым сторона защиты наделяется правом назначать такую экспертизу. Это очень важный аспект, который уравнивает в этой части права обвинения и защиты.

По нескольким поручениям работа продолжается. В частности, места массовых захоронений: в законодательстве нет определения такого объекта, и поэтому вокруг таких мест время от времени возникают конфликты. Необходим законопроект, его пока нет, и мы наблюдаем некоторую неразбериху между министерствами и ведомствами. Поручение продлено, и мы, Владимир Владимирович, будем добиваться его полной реализации.

О создании музея на Бутовском полигоне: Вами дано поручение Москве и Московской области, пока поручение не выполнено. Не решён вопрос с землёй: полигон находится в Московской области. Москва, в свою очередь, готова выделить грант в 300 миллионов рублей, однако этого не хватит для создания полноценного музея. Продолжаем работать по этому вопросу.

О дополнительной поддержке жителей города Беслана: поручение пока полностью не выполнено, но идёт работа ведомств, и я уверен, что дополнительная поддержка в следующем году, безусловно, будет оказана.

Уважаемый Владимир Владимирович!

За истекший год Совету по развитию гражданского общества и правам человека удалось расширить спектр своей деятельности. Хотя политические права по-прежнему находятся в фокусе внимания Совета, мы стали больше работать в части социальных прав, в части экономических прав.

И ещё один важный аспект: Вы рекомендовали в прошлом году расширить сотрудничество Общественной палаты Российской Федерации с другими институтами гражданского общества. Особенно важным это сотрудничество стало в период пандемии.

Совет оперативно отреагировал на начало пандемии. Вы, Владимир Владимирович, упомянули доклад, с которым мы выступили, «Уроки эпидемии». Уже 31 марта мы организовали горячую линию совместно с Ассоциацией юристов России, где работали непосредственно с гражданами страны. Целый ряд предложений Правительству выработал Совет, и многие были приняты.

Конкретные проблемы удавалось решать. Например, мы помогли вернуться в Россию нескольким десяткам школьников, застрявших в США (это были образовательные программы). Помогли вывезти в Ташкент 300 граждан Узбекистана; тот же борт забрал в Россию российских граждан.

Предложили и добились бесплатной парковки медикам, автомобилям медиков, которые работают в ковидных госпиталях, а парковка, особенно в Москве, очень недешёвая.

НКО в начале эпидемии выпали из поля зрения Правительства. Настойчивость гражданских институтов и Ваше вмешательство исправили дело – НКО получили серьёзную помощь от государства.

Коллеги подробно доложат о нашей работе, дадут свои предложения по самым разным направлениям. Я остановлюсь на нескольких вопросах.

Дистанционное обучение. Вы, Владимир Владимирович, недавно сказали, что дистанционное образование не может заменить традиционную систему образования. Однако очевидно, что в среднесрочной перспективе в связи с эпидемией дистанционное образование будет по-прежнему востребовано, да и когда эпидемия закончится, по-моему, очевидно, что дистанционное образование, дистанционное обучение всё равно станет частью общей системы образования.

По Конституции в нашей стране среднее образование – всеобщее и бесплатное. Но дистанционка оказывается недешёвым удовольствием: компьютер стоит 30–40 тысяч рублей, интернет-трафик. Правительство принимает усилия по организации бесплатного трафика для учебных целей, но пока он доступен далеко не всем. Трафик стоит от 500 до 1500 рублей в месяц по разным регионам. Итого на круг, если компьютер, скажем, эксплуатируется три года, – 10 тысяч в год, плюс трафик, получается тысяч 20 в год, а если в семье трое детей, – 60 тысяч. А если семья малообеспеченная? Это очень серьёзная проблема.

Министерство просвещения планирует до конца года поставить в субъекты Федерации 266 тысяч ноутбуков, этого мало. В стране порядка трёх миллионов детей-школьников из малообеспеченных семей, и таким семьям трудно найти деньги на удалёнку.

Учебники, между прочим, распространяются очень во многих школах, очень во многих регионах бесплатно, а это меньшие затраты, и государство тем не менее идёт на эти затраты, не возлагает их на семьи. А что касается компьютеров, трафика, то, к сожалению, пока эти бóльшие затраты возложены на семьи. Предлагаем рассмотреть вопрос о масштабной помощи семьям с детьми-школьниками по предоставлению им компьютерной техники.

Ещё одна проблема выявилась по поводу дистанционки – это растущее расслоение по успеваемости. В дистанционном режиме, условно говоря, отличники продолжают учиться и стараться, а вот нерадивые ученики, троечники, которые и так не проявляли особого усердия, теперь получили возможность практически не учиться, и это очень серьёзная методическая и теперь уже и социальная проблема. Коллега Александр Григорьевич Асмолов подготовил выступление на эту тему.

Следующий вопрос: некоммерческие организации-иноагенты. В Государственной Думе позавчера в первом чтении был принят законопроект о распространении статуса НКО – иностранного агента на незарегистрированные общественные организации и на граждан. Законопроект вводит дополнительные обязанности и для средств массовой информации.

В экспертном сообществе есть целый ряд вопросов по этому законопроекту. В частности, поскольку политическая деятельность трактуется весьма широко, не исключено, что в число физлиц-иноагентов могут попасть, например, госслужащие, проводящие мероприятия, в которых принял участие хотя бы один представитель НКО-иноагента или физическое лицо – иноагент. Эти требования закона могут быть распространены на учёных, на деятелей культуры, которые поддерживают связи, в том числе финансовые, с заграницей. Такие риски есть, как говорят эксперты.

Законопроект предполагает, что все средства массовой информации и, очень важно, все пользователи интернета при упоминании иноагента обязаны сообщать, что эта организация или физлицо – иноагент. Похоже, это будет чрезвычайно сложно сделать, особенно в части, касающейся интернета, в части, касающейся блогеров в интернете. Кроме того, законопроект запрещает вхождение иноагентов в общественные советы при органах власти.

В своё время Конституционный Суд принял решение о том, что статус иноагента является лишь маркировкой, подразумевает дополнительную отчётность, но не дискриминацию. Возможно, как считают некоторые эксперты, предлагаемые ограничения в области общественного контроля могут быть трактованы именно как дискриминация. По нашему мнению, необходима доработка этого законопроекта.

И ещё одна тема, ставшая актуальной в этом году, – это международная тема: американские IT-компании и цензура. В этом году мы неоднократно выступали, Совет выступал, против блокировок российских средств массовой информации на платформе YouTube. В последние годы около 200 русскоязычных каналов помечены администраторами этого хостинга, помещены в чёрный список. Мы трактовали это как цензуру российских СМИ в интернете. Эти наши российские СМИ не нарушают российских законов, тем не менее на основе непонятных нам причин Google их блокировал. Это новое явление, и оно очень масштабное. Как в Советском Союзе был «самиздат» и «тамиздат» – тут ни «самиздата», ни «тамиздата» не организуешь, контроль здесь тотальный и всемирный.

Совет первым заявил о необходимости перевести этот конфликт с американскими IT-гигантами в правовое поле. Первые шаги есть: в октябре прокурор Москвы потребовал через суд восстановить доступ к фильму «Беслан» на YouTube, а вчера в Госдуме принят в первом чтении законопроект о возможности блокировать за подобные действия YouTube, Facebook, Twitter.

В идейном отношении предлагаемый законопроект движет проблему в правильном направлении, но здесь есть сомнения, что предложенные методы будут эффективными. Например, специалисты говорят, что эти американские платформы очень серьёзно защищены от внешнего вмешательства. Предполагается затормозить работу, например, Twitter или Facebook, но похоже, что сегодня, для того чтобы затормозить работу Facebook, придётся тормозить работу всего Рунета, что, конечно, недопустимо.

YouTube широко используется в России – от продвижения музыкальных клипов до обмена информацией. В работе его российского сегмента заняты десятки тысяч людей, и они зарабатывают себе на жизнь. Как скажутся такие жёсткие меры на деятельности этих российских граждан? Здесь нужна серьёзная дискуссия, в том числе и технического характера: как защитить российские СМИ и российских пользователей от этой неожиданной цензуры со стороны американских IT-компаний?

На этом я закончу [освещать] тот круг проблем, который есть в Совете, мою часть выступления.

Владимир Владимирович, спасибо за внимание. Доклад закончил.

В.Путин: Спасибо.

Я очень коротко отреагирую на самые чувствительные вещи, которые сейчас прозвучали. На все не могу, чтобы время не терять.

По поводу онлайн-образования: чрезвычайно важная вещь. Я уже говорил на встрече с волонтёрами недавно, вспоминал о позиции ООН, Генерального Секретаря, который говорит о том, что мы можем потерять целое поколение, поскольку в условиях пандемии наносится очень существенный ущерб всему процессу образования, особенно, конечно, прежде всего это касается детей школьного возраста. И здесь чрезвычайно важен доступ к современным способам получения знаний: это и железо так называемое, которое дорого стоит, сама компьютерная техника, всякое программное обеспечение, доступ к скоростному интернету и так далее – сколько мы видели у нас связанных с этим проблем.

Вместе с тем страна оказалась готова лучше, чем даже мы сами ожидали, и лучше, чем многие другие государства мира, к переходу в онлайн не только в сфере образования, но и по другим направлениям. Хотя этого недостаточно, и здесь я с Вами, Валерий Александрович, абсолютно согласен. Будем над этим работать. У Правительства есть план действий, я сейчас не буду всё перечислять, это всё в публичном доступе есть. Будем работать.

Что касается расслоения школьников – кто лучше, кто хуже: надо учитывать эти расширяющиеся возможности сегодняшнего дня и выстраивать методики преподавания соответствующим образом.

Что касается иностранных агентов и физлиц, на которых может быть распространена и распространяется такая маркировка. Связано это с чем – как докладывают авторы этого нововведения, это связано с попыткой ухода от того, чтобы обозначать соответствующее юрлицо в качестве получателя денежных средств из-за границы. Просто изобретаются новые способы получения денег из-за границы для осуществления своей деятельности. Это первое.

Второе. Ещё раз повторяю: всё-таки мы исходим из того, что это не ведёт к каким-то запретительным шагам со стороны государства. Поэтому если вы считаете, что здесь есть риски, и если юридическая техника недостаточно ясно излагает принципиальные моменты этого закона, то, конечно, над этим нужно поработать, я согласен.

Что касается того, чтобы иноагенты входили в общественные советы органов власти: звучит это странновато, конечно, но я не могу себе представить, чтобы иноагенты в США пришли и потребовали, чтобы их пустили в общественный совет Госдепа – смешно даже говорить – или в Министерство внутренней безопасности. Вы понимаете, что это смешно, это невозможно просто себе представить. Можно представить, что у нас обсуждаются эти вопросы, но чтобы там это было возможно – это просто в голове не укладывается.

Вспомните недавние события, совсем уже на слуху, когда наших граждан там в тюрьме держали, обвиняя их в том, что они иноагенты, без всяких на то оснований, кстати говоря. Без всяких оснований держали в тюрьме и пугали длительными сроками заключения.

Тем не менее я согласен с Вами в том, что если риски есть, то надо посмотреть внимательно. Нельзя, чтобы это как-то ограничивало людей, ограничивало их деятельность. Мы всегда исходили из того, что это связано только с одним – с обеспечением невмешательства в наши внутренние дела со стороны иностранных государств, над чем они активно работают. Мы же это знаем: активно работают, а как – деньги дают, для того чтобы продвинуть свою повестку дня в нашей внутриполитической жизни.

Надо себя, с одной стороны, оградить от этого, а с другой стороны – не допускать чрезмерных ограничений, не могу с Вами в этом не согласиться. Давайте подумаем, и попрошу Администрацию, депутатов Государственной Думы. Честно говоря, даже не знаю, кто был инициатором, но обязательно посмотрим на это повнимательнее.

Теперь блокировки. Конечно, я вижу риски, связанные с блокировками деятельности иностранных сетей, которыми пользуются многие тысячи российских граждан, в том числе, как Вы сказали, и, используя эти возможности, зарабатывают себе на жизнь. Да, здесь нужно действовать очень аккуратно. Хотя Вы сами и показали, что делают, условно говоря, наши так называемые партнёры: вот они занимаются цензурой. Это абсолютно очевидная вещь, понятная, по-моему, любому здравомыслящему человеку. Это цензура, это поле информационного противоборства. Не мы это делаем – обращаю ваше внимание на это, заметьте, – не мы. Но мы вынуждены на это как-то реагировать, как-то отвечать.

Давайте, разумеется, будем делать таким образом, чтобы сами себе в ногу не стрелять: будем развивать свои собственные сервисы, развивать свои собственные возможности, свои собственные сети, предоставлять качественные услуги у себя и не будем ограничивать людей там, где это совершенно не имеет никакого смысла. Я всегда исходил из того, что любые наши ответные действия не должны идти нам самим во вред.

Спасибо большое.

Продолжим. Мысловский Евгений Николаевич, прошу Вас.

Е.Мысловский: Добрый день, коллеги!

Я хотел бы обратить внимание на весьма тревожные тенденции, которые у нас возникли в уголовном правосудии.

Последние 15 лет приходится констатировать, что рейтинг уголовного правосудия в России всё падает, уменьшается, усыхает как шагреневая кожа. В обществе ускоренно распространяется мнение: то, что сейчас творится в судах, трудно назвать правосудием. Суды превратились в жалкий придаток предварительного следствия, а прокуратура при следствии словно прислуга при барыне: «Чего изволите?» Причём на это мнение не влияет официальная статистика. Следствием очень широко стали применяться методы, которые я бы назвал процессуальным терроризмом, иными словами, усердие не по разуму.

Последний пример. 2 октября журналист из Нижнего Новгорода Ирина Славина совершила самосожжение у главного управления МВД по региону. Последней записью журналистки в соцсетях было: «Прошу винить в моей смерти Российскую Федерацию». Самосожжению предшествовало проведение у Славиной обыска, с которым практически все средства массовой информации и связывают этот акт суицида. То, что Славина была психически не совсем уравновешена, сомнений не вызывает, но, по-моему, есть вопросы и к некоторым следователям и их руководителям. Они развращены полной безнаказанностью за свои психологические трюки по отношению не только к обвиняемым, но и к свидетелям.

Обыск у Славиной – это один из трюков, причём явно проведённый с согласия руководства следотдела, без которого невозможно производство этого действия. Ведь нужно было получить согласие на участие бойцов силового сопровождения, а это достаточно сложно. Тем более что речь идёт не об организованной бандгруппе, а об интеллектуальном преступлении. От фигурантов этого дела вряд ли можно было ожидать силового сопротивления. Надо было организовать и собрать группу на выезд в пять часов утра, чтобы к шести утра быть на объекте. Надо было организовать транспорт. Всё это выходит за рамки организационных возможностей следователей и возможно только с согласия руководства. Но насколько нужны были эти хлопоты?

Давая оценку по данному конкретному делу, мы можем с уверенностью говорить о том, что здесь действовали по принципу: сила есть, ума не надо, а безумие следователей объясняется лишь одним – им всё сходит с рук.

Далеко не случайно самые первые заявления со стороны Следственного комитета области были направлены на отрицание какой-либо связи обыска с самоубийством. Однако даже поверхностное ознакомление с первичными процессуальными документами показало, что в данном случае было явное усердие не по разуму.

Самое первое наше впечатление – это полная необоснованность принятия решения о производстве обыска. Единственным основанием для этого являлась невнятная справка Центра «Э». После скандала с самосожжением Славиной вся изъятая у неё оргтехника тут же была возвращена родственникам, поскольку не содержала интересующую следствие информацию.

Так вот ради чего десяток вооружённых собровцев вломились в шесть утра в квартиру, где явно не ожидалось какого-либо сопротивления, тем более вооружённого? О чём думал следователь, когда шёл в суд за разрешением на производство обыска в жилище? О чём думал руководитель Центра «Э», когда подписывал соответствующую справку в качестве основания для обыска?

Речь идёт о совершенно необоснованных, непродуманных действиях при проведении следственных мероприятий. Это излишнее применение чисто силовых методов, направленных на психологическое устрашение, привлечение сил СОБРа или ОМОНа при проведении обысков у свидетелей, производство обысков в пять часов утра со взламыванием входных дверей, изъятие без разбора всей домашней техники с последующим неоправданным удержанием её у следователей, незаконное применение задержания и ареста в качестве меры устрашения.

Об этих фактах мы неоднократно докладывали Вам на предыдущих встречах. Правда, впоследствии кое-что из наших идей Вы пытались донести до ума руководителей всех правоохранительных ведомств: до МВД, Следственного комитета, Генпрокуратуры, Верховного Суда, ФСБ. Но делали это в общих терминах, выступая с Посланием Федеральному Собранию, на коллегиях этих органов, в отдельных выступлениях, например при поздравлении работников следствия.

Но поскольку все чиновники привыкли к ручному управлению, то есть пока не получат «кулаком в ухо», как в известном анекдоте, они ничего делать не будут. В нашем варианте «кулак в ухо» – это указание на конкретные дела, о которых мы Вам говорили, но которые Вы не упоминали в своих выступлениях.

Все наши попытки добиться от Генпрокуратуры, Следственного комитета, Верховного Суда хоть какой-нибудь реакции на наши обращения по конкретным делам, о которых мы Вам докладывали, были проигнорированы. Это самый печальный показатель неэффективности нашей работы, вытекающий из явного неуважения со стороны руководителей этих структур к Совету по правам человека в целом.

Если так относятся к нашим обращениям, то можете себе представить, как относятся к обращениям простых граждан? Я хочу привести один пример. Мы говорили на одной из предыдущих встреч о деле Байрамовой. Это женщина, сотрудница, менеджер, так сказать, финансовой пирамиды, которая была принята на работу уже после того, как там всё разворовали. Ей дали десять лет. За что? За то, что она имела смелость подать жалобу на грубые силовые действия оперативников при изъятии документов компании. Так вот дело это было искусственно разделено на четыре части, и в результате создали общие сложности для более чем 400 потерпевших.

Я сейчас хочу рассказать об одном таком нюансе. Один из потерпевших – это 95-летний пенсионер Парфилов, ветеран Вооружённых Сил, полковник, кандидат военных наук, бывший начальник кафедры Военно-инженерной академии имени В.В.Куйбышева. Он был признан потерпевшим по одному из дел, но в суде он увидел, что обвинение предъявлено Байрамовой, которая к совершённому в отношении него хищению никакого отношения не имеет. Но по другим делам, где действительно фигурировали его обидчики, его не признали потерпевшим и не допустили до участия в судебном процессе.

Имея право на обжалование приговора, Парфилов обратился к Генеральному прокурору с просьбой проверить все четыре уголовных дела и внести кассационные представления о пересмотре незаконного приговора в отношении Байрамовой и восстановлении его права как потерпевшего на требование о возмещении ущерба. Мотивировал он это тем, что в силу своего возраста (а я уже сказал, что ему 95 лет сейчас) он не может ходить по судам и лично получить требующиеся заверенные копии всех приговоров, а это, между прочим, более 1500 страниц. В связи с тем, что по трём другим приговорам, где имеются его интересы, он не признан потерпевшим, ему эти копии просто не выдают. Такая процессуальная закорючка.

Так вот заявление из Генпрокуратуры было просто перенаправлено в прокуратуру города Москвы, откуда ему ответили, что он имеет право на обращение с кассационной жалобой, но должен представить заверенные копии приговоров. То есть в прокуратуре города Москвы, видимо, даже вообще не прочитали, о чём человек просит.

В обществе сложилось стойкое убеждение, что существующая система контроля в уголовно-судебном производстве, то есть так называемые встроенные в УПК процессуальные фильтры не способны обеспечить надлежащий контроль за правосудием. В этой связи юридической общественностью уже давно обсуждаются проблемы, известные ещё со времён Древнего Рима: «Кто будет сторожить сторожей?» На создание так называемого сторожа для сторожей были направлены предложения, в том числе и наши, о введении в структуре УПК специального прокурора или следственного судьи. Но эти предложения так и не вышли за рамки внутренних юридических дискуссий. И сейчас единственным внешним сторожем, к сожалению, является Европейский суд по правам человека.

Вот самый свежий пример. 1 декабря ЕСПЧ вынес постановление по делу Данилова против Российской Федерации, постановив выплатить ему компенсацию в размере 22 тысяч евро за процессуальные нарушения, допущенные в ходе предварительного следствия. Но нам это надо?

И ещё один совсем свежий пример, буквально на днях. Мы Вам ранее докладывали по делу братьев Цетиевых, которых три года держали в тюрьме, потом уголовное дело прекратили и им выплатили по 2 миллиона рублей.

И сейчас, 18 ноября, совсем свеженький пример, по представлению Председателя Верховного Суда Лебедева Верховный Суд рассмотрел материалы этого дела и признал одним постановлением 28 постановлений о продлении срока содержания их под стражей незаконными, отменил их все. Кто будет за это отвечать? Это вопрос очень важный.

Мы ставили этот вопрос, между прочим, перед господином Бастрыкиным, но оттуда тоже переслали наше письмо в Следственный комитет Москвы, а там ответили, оснований для проведения проверки не имеют. То есть даже не проводили проверку, а просто «не имеют оснований для проведения проверки» и всё.

И ещё один коротенький пример. Сегодня в одном из судов Нижегородской области рассматривается дело Светланы Вахтель, это туроператор. С маниакальным упорством ей отказывают в привлечении свидетелей, которые могут показать, в представлении документальных данных, заключении экспертиз.

В этой связи у нас всё-таки возникает вопрос. Ясно, что наши предложения по реформе следственного судьи или специального прокурора не решат этих проблем. Потому что, во-первых, они опять же встроены в УПК и полностью зависят от корпоративных условий и так называемого человеческого фактора. Но эти люди должны будут рекрутироваться из той же когорты чиновников от правосудия.

И во-вторых, на эту реформу требуются большие затраты времени, на разработку нового законодательства и приведение в соответствие с существующей структурой.

В-третьих, это потребует весьма существенных финансовых затрат, которые авторы этих идей не просчитали.

Но, как показывает практика, для «внешнего сторожа» лучше всего подошла бы структура российского суда по правам человека. У нас его нет, но у нас зато есть Уполномоченный по правам человека, у которого очень большие полномочия. Мне кажется, что мы сегодня, говоря о проблемах правосудия, ломимся просто в открытую дверь, причём даже не знаем, в какую сторону она должна открываться.

И наиболее быстрым, дешёвым способом усиления внешнего контроля за правосудием является исполнение действующего в этой сфере законодательства как раз об Уполномоченном по правам человека, которому пункт третий первой части статьи 29 Федерального конституционного закона об Уполномоченном по правам человека предоставляет право изучать эти дела и направлять в суд свои предложения по их проведению.

Таким образом, Вы извините меня, но усилить эту работу можно самым простым путём. Вы прямо сейчас можете взять и дать поручение Татьяне Николаевне Москальковой и Валерию Александровичу Фадееву создать рабочую группу, для того чтобы такие дела изучались и через Москалькову направлялись, соответственно, в суд. Это самое простое, это не требует ни денег, ничего. Но я считаю, что это было бы очень-очень хорошо.

И ещё один, последний момент уже. Поскольку речь идёт о возмещении ущерба, я знаю, что в казне в бюджете на эти цели зарезервировано несколько сотен миллионов рублей. Так вот мне почему-то кажется, что если бы Генеральный прокурор по каждому случаю выплат за такие вещи вносил бы регрессные иски, предъявлял бы регрессные иски тем, кто виноват: к следователям, прокурорам, судьям, кто принимал эти незаконные решения… Ведь смотрите, ЕСПЧ не рассматривает дело по существу, он рассматривает только процессуальные нарушения. Так вот, если бы с них требовали возмещения этого ущерба, они были бы осторожны.

Всё. Благодарю за внимание.

В.Путин: Спасибо.

У меня вопрос. Евгений Николаевич, Вы несколько конкретных примеров привели, в том числе связанные с суицидом, к сожалению, с этой трагедией, человек погиб. Славина её фамилия? Против неё возбудили уголовное дело? Она была субъектом уголовного дела?

Е.Мысловский: Да нет, она была свидетелем. Просто ума не хватило у следователя пригласить её к себе на допрос. Она с кем-то из журналистов явно была в контактах, пусть даже местными оппозиционерами. Но почему-то у губернатора области хватило мужества встречаться с ней, обсуждать эти вопросы, а у следователя – нет. Нужно было такой террористический акт устроить. У меня как у бывшего следователя это в голове не укладывается.

В.Путин: Я просто не понимаю, что было причиной тогда для суицида, если она не была даже объектом дела?

Е.Мысловский: Это психика. У человека психика, кажется ей, что её затравили.

В.Путин: Понятно. То есть Вы сказали, что она была психически неуравновешенным человеком.

Е.Мысловский: Конечно. Это явно трагедия. Вы знаете, по-моему, Фет говорил, что нам неизвестно, как слово наше отзовётся. Следователи должны же думать, прежде чем что-то делать, а их сразу начинают защищать.

В.Путин: То есть это напрямую не связано всё-таки с какими-то злоупотреблениями со стороны органов следствия или дознания?

Е.Мысловский: Нет, это связано чисто с человеческим фактором.

В.Путин: Евгений Николаевич, я понял.

Теперь несколько моментов, которые Вы затронули.

Во-первых, я хочу Вас поблагодарить за то, что Вы работаете над этим, потому что это всегда важно. Вы привели конкретные примеры, но Вы как бывший следователь понимаете, что проблем в ходе следствия, судебных разбирательств, их всегда и везде огромное количество, просто огромное. Спросите любого адвоката, он вам назовёт десяток, а может быть, тысячи, как они считают, неправомочных решений и так далее. Но всё-таки давайте согласимся с тем, что отдельные примеры не могут, если нет статистики, которая говорила бы о массовости, определённой массовости нарушений, всё-таки не позволяет нам сделать вывод об эффективности или не эффективности системы в целом как таковой.

Тем не менее даже над каждым конкретным случаем надо обязательно работать и на него реагировать, чтобы не было массовости. И за это я хочу Вас поблагодарить, за то, что Вы обращаете внимание на такие случаи. Над этим, безусловно, надо работать и надо обращать на это внимание.

Что касается следственного судьи. Такой институт у нас был, но был очень давно, ещё во времена наших первых реформ при Александре II, это вторая половина, по-моему, XIX века. Но он не прижился у нас, этот институт, он начал постепенно угасать и ушёл в конце концов.

Вы правильно сказали, Евгений Николаевич, можно себе представить, что и в этом случае тоже будут нарушения, и сговоры возможны между различными инстанциями, различными конкретными людьми. То есть это не панацея от предотвращения каких-то негативных явлений в сфере следствия и дознания.

Вы сослались на работу Европейского суда по правам человека. Но другой институт, не менее уважаемый – Комиссия по эффективности правосудия при Совете Европы – совсем недавно в своём докладе указала на то, что российская система правосудия является одной из самых эффективных в мире, в Европе во всяком случае. Это её оценки, совсем недавно на сайте вывешены.

Поэтому мне кажется, что мы с Вами должны продолжать эту работу и так остро реагировать, как Вы это делаете. Повторяю ещё раз, если не обращать внимания на какие-то явные нарушения, то тогда они примут как раз массовый характер, чего мы не можем допустить.

Ваша идея по созданию российского суда по правам человека – просто нужно проработать. Вы же правильно сказали, что такие институты, как судебный следователь и так далее, они требуют и финансирования, и изменения определённой системы. Это то же самое. Но в принципе, мне кажется, идея сама по себе правильная.

Вам спасибо большое, что обратили на это внимание. Я многие вещи пометил, на которые сейчас публично не отреагировал.

Ева Михайловна Меркачёва, пожалуйста.

Е.Меркачёва: Добрый день, Владимир Владимирович!

Я хочу просить о простых, но важных вещах. Что делает нас вообще людьми? Только ли разум? Милосердие, которое, как говорили мудрецы, выше справедливости, потому что оно и есть сама высшая справедливость.

И первая моя просьба, как Вы уже, наверное, догадались, о широкой амнистии, внести в Госдуму проект о широкой амнистии. За последние 20 лет тюремное население сократилось больше чем в два раза. Это огромное достижение на пути к гуманизации. Сейчас за решёткой полмиллиона человек, было 1 миллион 200 тысяч. Но и нынешнее число арестантов огромное. Оно может и должно быть сокращено минимум в два раза. В царской России при таком же количестве населения в разные годы за решёткой было в среднем 100–150 тысяч человек.

Этот год юбилейный – 75 лет Победы в Великой Отечественной войне, 100-летие окончания Гражданской войны. Традиционно в такие вехи все ждали амнистии. Не дождались. Год был ещё и пандемически страшным, и тяжелее всего пришлось людям за решёткой. Их права нарушались. Запрет абсолютно на всё: на посылки, передачи, на посещение камер правозащитниками, на вывоз в суд, где решалась их судьба. Людей этапировали в колонии других регионов до вступления решения суда в законную силу.

Пандемия заставила на многое закрыть глаза. Арестанты и их близкие терпеливо сносили мучения. Они заслужили. Я считаю, что они буквально выстрадали эту амнистию. Именно поэтому мы просим не просто амнистировать несовершеннолетних, как обычно, традиционно, женщин с детьми, беременных, инвалидов, участников боевых действий, но мы предлагаем расширить круг тех людей, которые могли бы освободиться.

Мы посчитали, что на сегодняшний день 85 тысячам осуждённых до конца срока осталось меньше года, а поскольку карантин, как я говорила, сделал условия содержания более суровыми, чем подразумевалось в приговоре, пусть все они подпадут под амнистию. Почти 40 тысяч из этих людей имеют малолетних детей, так пусть дети увидят маму и папу сейчас, то есть на год раньше. И тогда эта амнистия войдёт в историю новой современной России как самая широкая, а 2020 год запомнится не только пандемией, но и актом высочайшего гуманизма.

Второе. Я прошу Вас поддержать два законопроекта, разработанных при участии ЕСПЧ. Помимо того, что они спасут семьи, они помогут повысить качество следствия и вернуть былое уважение следователям. Один предусматривает для заключённых в СИЗО звонки и свидания с самыми близкими без разрешения следователя. А второй позволяет изымать тотально переписку заключённого только по решению суда.

Два года назад на встрече с Вами я поднимала вопрос о звонках и свиданиях, я рассказывала Вам, что люди годами сидят в СИЗО, и они не видят близких, они не могут им позвонить. Следователь использует это как манипуляцию. Он так и говорит, что «дашь признательные показания, тогда я разрешу тебе позвонить больной онкологией матери», «пойдёшь на сделку со следствием – я разрешу тебе увидеть ребёнка». Это манипуляция, причём самым дорогим.

Мы разработали законопроект, который это исправит. Но силовой блок выступает против, это понятно. Только на днях ряду депутатов наконец удалось внести его в Госдуму, прошу поддержать.

Про второй законопроект. Следствие в этом году пошло ещё дальше, они апробировали на примере громкого дела экс-губернатора изъятие всей переписки и масштабирование этой порочной практики на других заключённых. Почему дед не может написать внуку? Почему жена не может прислать письмо мужу со словами любви? Почему? Кто мы такие после этого, если позволяем системе следствия превращаться в каток, который беспощадно давит человеческие судьбы?

Я прошу поддержать эти два законопроекта, которые снимут гнёт с заключённых и их близких, заставят следствие качественно заниматься сбором доказательств возможной виновности, вместо того чтобы выбивать признания у возможно безвинных.

К слову, знаете ли Вы, что в своё время, это были 30-е годы, в инструкции НКВД были запрещены часы в камерах заключённых, чтобы они не могли ориентироваться во времени? Так вот до сих пор в камерах СИЗО нет часов. Заключённым они запрещены. Люди вообще не понимают, сколько времени, когда они просыпаются. Это одно из давлений.

Прошу Вас выразить свою позицию по поводу вмешательства следствия в лечение заключённых. И раньше пытались это делать, но сейчас это стало почти нормой. Следователи не рекомендуют вывозить того или иного заключённого в больницу на консультацию или на операцию. Я, кстати, не встречала ни одного следователя СК, ФСБ или МВД, который был бы одновременно доктором медицинских наук. Но это не мешает им давить на тюремных медиков и фактически контролировать процесс лечения заключённых. Если так будет продолжаться дальше, я боюсь, что рядом с каждым СИЗО нам нужно будет строить кладбище. Владимир Владимирович, не допустите этого. Я хочу, чтобы Вы выразили эту позицию.

У нас уже в этом году были случаи, когда люди умирали в СИЗО от болезней, где они сидели по пять и даже семь лет, так и не дождавшись приговора. Они умерли, потому что следствие вмешивалось в процесс их лечения и затягивало сам процесс следствия. Только благодаря ОНК удалось спасти некоторых людей.

Последняя моя просьба как раз касается ОНК – Общественной наблюдательной комиссии. Уникальный институт, который создан и который не имеет аналога в мире. Простые люди ходят с проверками по отделам полиции, по тюрьмам, по психбольницам теперь. Ходят, спасают, помогают.

Наш закон об общественном контроле вообще один из лучших за всё время, который был принят, мне кажется. Спасибо Вам за него. Многие страны уже сейчас хотят перенять наш уникальный опыт.

Но у нашей ОНК есть проблемы. Мы просим в связи с этим о следующих поручениях. Во-первых, сделать процедуру набора в ОНК максимально прозрачной. Раньше в ОНК попадали криминальные элементы, что уж скрывать. От них избавились. Но многие активные, настоящие правозащитники, имеющие рекомендации от Уполномоченного по правам человека, от ЕСПЧ, почему-то не прошли эти выборы, а их место заняли функционеры. Они проводят проверки формально, и жизнь людей в местах принудительного содержания ни на грамм не становится после этого легче.

Членами ОНК должны быть люди с горячим сердцем, полные любви к ближнему. Это врачи, учителя, священники и представители прочих мирных профессий, которые по самому своему духу – правозащитники. Так вот, если будет процедура прозрачной, мы, я надеюсь, увидим этих людей в наших рядах.

И второе поручение, касающееся ОНК, связано с проблемой расходов. Во многих регионах расстояние от одной колонии до другой – это сотни километров, проезд дорогой. Берём Красноярский край, Краснодарский, да и многие-многие другие. У людей нет возможности тратить эти деньги, брать из семейного бюджета, покупать билеты и мчаться на выручку заключённым. Мы просим поддержать отличный законопроект об оплате проезда к месту проверок и командировочные. Мы посчитали, на всю страну это примерно будет 30–40 миллионов, которые будут оплачивать из региональных общественных палат.

Очень хочется, чтобы Вы это всё поддержали, тогда, я думаю, будет очень здорово, и наш институт ОНК ещё активнее и сильнее будет развиваться.

Я закончу. Высшая ценность – это человек, а не система по управлению человеком. Поэтому прошу поддержать своими поручениями и своим выступлением всё, что я сказала, и так победим зло, Владимир Владимирович.

В.Путин: У меня вопрос: как формируются эти ОНК?

Е.Меркачёва: Формирует их Общественная палата, совет Общественной палаты, они выбирают, и это непрозрачные процедуры: никто не знает, на основании чего ставят каким-то кандидатам нули, каким-то – 10 баллов. И у нас в итоге были правозащитники, которые себя зарекомендовали, они ходили много лет по тюрьмам, но у них почему-то было 0 баллов, потому что им поставили такую низкую оценку. А люди, которые, как оказалось, функционеры, никто о них не знал и не видел, – они прошли, и сейчас они мониторят наши тюрьмы. Вот эта система должна быть прозрачной максимально.

В.Путин: Хорошо, я посмотрю. Действительно, чиновники там зачем нужны? Вы правы, там нужны люди, как Вы сказали, с горящим сердцем, которые помогают, которые стремятся к этому, – это священники, правозащитники, медики. Я согласен, давайте я посмотрю, как это формируется на практике.

Теперь оплата проезда: тоже надо посмотреть, согласен. Это просто дополнительные расходы федерального бюджета, мы же ни откуда больше и не возьмем. Хотя волонтерство предполагает бесплатную работу на самом деле, но тем не менее…

Е.Меркачёва: У нас региональный бюджет.

В.Путин: Давайте посмотрим, да. В принципе, я «за», надо посмотреть только по источникам финансирования.

Я начал с того, чем Вы закончили, – вмешательство следователей в лечение заключенных. Полностью с Вами согласен: никакого вмешательства быть не должно. Это должны определять специалисты – медики, врачи. Я помню, в «Крестах» был, посмотрел: там зубы драли без анестезии. Но, слава богу, по-моему, ситуация поменялась. Конечно, только медики должны определять, где человека лечить, даже если он находится в местах лишения свободы.

По поводу посещения родственниками – тоже надо либерализовать, конечно. Это как минимум не должно быть инструментом манипуляций со стороны органов следствия.

Здесь только надо, конечно, внимательно посмотреть вот на что: мы знаем такие примеры, когда люди, которые находятся в местах лишения свободы, продолжают совершать преступления, к сожалению, в режиме онлайн и пользуются современными техническими средствами, чтобы обнулять счета добропорядочных граждан, прямо из-за решетки это делают. Поэтому здесь нужно в рамках здравого смысла все делать, но посмотреть на это, конечно, наверное, можно.

Теперь по поводу широкой амнистии: надо здесь внимательно посмотреть. Вы сослались на царскую Россию – известно, чем царская Россия закончила, когда на улице оказалось огромное количество людей, выпущенных Временным правительством из-за решетки, что началось на улицах наших крупнейших городов тогда. Тем не менее, Вы правы в том, что этот инструмент гуманизации ситуации не должен быть забыт, он должен использоваться. Надо только внимательно посмотреть и понять, как в принципе люди, в том числе потерпевшие, будут относиться к тому, что люди, совершившие в отношении них какие-то правонарушения, окажутся на свободе. Хотя, как акт гуманизма – это, конечно, возможно для применения.

Вы сказали о том, что у нас сократилось в два раза тюремное население. Это точно, так и есть, в два раза. И в четыре раза, обращаю ваше внимание, сократилось количество людей, в отношении которых применяется мера пресечения – содержание под стражей. В четыре раза!

Кстати говоря, в значительной степени все эти достижения, если можно так сказать, по гуманизации этой сферы были связаны и с правозащитной деятельностью: органы следствия, дознания, вообще государство в целом, судебная система реагировала в том числе и на запросы правозащитников. Так что за это вам спасибо.

Проблемы, которые Вы подняли, я пометил. Обязательно вместе с вами поработаем над этим. Благодарю Вас.

Пожалуйста, Кирилл Викторович Кабанов.

К.Кабанов: Глубокоуважаемый Владимир Владимирович! Глубокоуважаемые коллеги!

Добрый день!

Тема сегодняшнего моего выступления – обеспечение защиты цифровых прав граждан России в XXI веке.

На современном этапе внедрение цифровых технологий определяет новые реалии геополитики, экономики, жизнедеятельности человека. Технологии больших данных и искусственного интеллекта создают обширные возможности для развития.

Однако погружение человека в цифровую среду несет новые серьезные угрозы и риски. Жители России, да и всего мира оказались не готовы к новым угрозам, обусловленным распространением цифровых технологий. В их числе кибератаки, компьютерное мошенничество, о чем Вы сейчас говорили, Владимир Владимирович, нарушение приватности и тайны личной жизни из-за всеобъемлющей слежки, злоупотребления персональными данными пользователей со стороны цифровых платформ и экосистем, быстрорастущие возможности цифровой дискриминации граждан государством и частными корпорациями на основе накопления больших данных о гражданах, усиление в условиях геополитической корпоративной борьбы информационной войны за владение массовым сознанием и контроль над цифровым пространством. И самое страшное – массовое распространение человеконенавистнического контента и насилия. Об этом подробно доложит моя коллега.

Усилению этих угроз способствует низкая цифровая грамотность не только граждан, но и бизнеса, а также низкая социальная ответственность бизнеса по внедрению новых цифровых технологий.

Таким образом, есть две основные проблемы: отсутствие актуального адресного регулирования цифровых отношений и прав, а также низкий уровень осведомленности и навыков граждан и общества в области цифровой гигиены и цифровых прав.

Процессы цифровизации государства и общества сейчас идут со значительным опережением развития законодательства, защищающего цифровые права. В нашей стране до сих пор отсутствует концепция защиты прав и интересов граждан в цифровом пространстве и, соответственно, адресное законодательство. К примеру, нет цифрового кодекса.

При этом крупными компаниями, работающими с большими данными и владеющими собственными экосистемами, уже ведется работа по подготовке законопроектов, направленных на узаконивание бесконтрольного сбора данных. Например, Ассоциация больших данных в рамках правового направления национального проекта «Цифровая экономика» продвигает идею закрепления в законе, что данные, собранные с пользователей, являются собственностью собравших их экосистем и могут свободно передаваться и продаваться третьим лицам, что, естественно, недопустимо.

Существует разрыв между скоростью процессов цифровизации и скоростью осознания их обществом. Наше общество не до конца осознает возможные негативные стороны происходящих процессов цифровой трансформации.

Приведу два примера. Первый. Москвичка в качестве эксперимента и примера нарушения ее прав купила за 16 тысяч рублей – Владимир Владимирович, за 16 тысяч рублей! – данные с камер наблюдения за месяц обо всех своих передвижениях. Эти формально закрытые данные она смогла приобрести фактически через взятку. А эти камеры натыканы по всей Москве, они натыканы на Лубянке (мне, в прошлом офицеру госбезопасности, это понятно), на Октябрьском поле, в Ясенево – и появляется новая реальная угроза раскрытия сотрудников спецслужб. Подобных угроз все больше и больше.

Второй пример. Пользовательница поисковика и мобильного оператора в течение нескольких дней делала со своего смартфона запросы по товарам для беременных. Она хотела купить новогодний подарок для своей беременной подруги. Поисковик и мобильный оператор собрали эти данные, передали их одному из своих партнеров – кадровому сервису, который в свою очередь сделал пометку о возможной беременности на ее резюме, а она искала работу. Естественно, у нее появились трудности с устройством на работу.

Таким образом, необходимо повысить уровень осведомленности граждан не только о позитивных, но и негативных аспектах использования цифровых технологий, в помощь им вырабатывать навыки цифровой гигиены.

Владимир Владимирович, Совет просит дать поручение Правительству Российской Федерации разработать совместно с Советом проект концепции обеспечения защиты прав и интересов человека и гражданина в цифровом пространстве Российской Федерации и проект «дорожной карты» ее реализации.

Важной составляющей данной концепции должен стать комплекс мер по повышению цифровой грамотности, навыков информационной безопасности и цифровой гигиены граждан Российской Федерации. Без этого концепцию искусственного интеллекта принимать просто нельзя.

Спасибо. Я закончил.

В.Путин: Спасибо большое.

Кирилл Викторович, Вы несправедливы к нам в том смысле, что не видите, что государство этим озабочено. Не только государство – люди озабочены. Государство идет вслед за потребностями и запросами людей.

Я уже упомянул об опросах общественного мнения. На первом плане из того, что людей волнует с точки зрения обеспечения их прав, – это здоровье и права в сфере здравоохранения; на втором месте – образование, права в сфере образования; на третьем месте – защита личных данных и всего, что связано с личной жизнью, в том числе и в этой сфере. То есть это людей реально волнует.

Вы сказали, что общество не осознает угрозы. Осознает. А то, что Вы занимаетесь этим профессионально, – это очень здорово, Вам спасибо большое за это.

Если обратили внимание, совсем недавно «Сбер» проводил международное мероприятие в сфере искусственного интеллекта, и там все участники, буквально все, обращали внимание на эту проблему, и я тоже. Я полностью с Вами согласен, солидарен целиком и полностью: нельзя принимать такие фундаментальные решения и какие-то фундаментальные наши концептуальные документы в сфере искусственного интеллекта, в сфере цифровой экономики без решения проблем и без создания необходимой нормативной базы, связанной с обеспечением интересов и прав граждан в этой сфере.

К.Кабанов: И безопасности.

В.Путин: Полностью согласен.

Вы просили поручение – на самом деле, Правительство этим занимается, но, видимо, нужно обратить внимание Правительства, я обязательно это сделаю, чтобы привлекали ваши структуры и таких специалистов, как Вы, которые занимаются этим независимо от бюрократических структур. Это востребовано абсолютно. Обязательно это сделаю, обещаю.

Спасибо большое.

К.Кабанов: Спасибо.

В.Путин: Пожалуйста, Галина Александровна Осокина.

Г.Осокина: Добрый день, уважаемый Владимир Владимирович!

Добрый день, уважаемые коллеги!

У меня два вопроса. В преддверии Нового года хочется начать с прекрасной практики «Елка желаний». Вы знаете, Владимир Владимирович, я сняла шар с этой елки и поняла, что выполнить это желание я не смогу. Пожилая женщина, ей 97 лет, из Ставропольского края мечтает поговорить с Президентом Российской Федерации по телефону. В связи с тем, что встреча с нами была уже запланирована, мне захотелось передать этот шар Вам. Пусть это сейчас не получится, но я думаю, что мы сможем это сделать, чтобы мечта этой пожилой женщины осуществилась. Свой шар я тоже сняла с елки.

И второй вопрос по рабочей теме. Мне как федеральному судье в почетной отставке близка тема гуманизации правосудия, намерена ею заниматься в Совете.

Сегодня можно сделать еще один конкретный шаг в направлении гуманизации. Речь идет о довольно активно обсуждающейся в профессиональном сообществе теме уголовного проступка.

Сейчас в Уголовном кодексе Российской Федерации предусмотрено 84 состава преступлений небольшой тяжести, не наказуемых лишением свободы. По ним в 2019 году осуждены почти 25 тысяч человек, из них более 16 тысяч человек, то есть 67 процентов, совершили преступления впервые. Это наименее опасные деяния, тем не менее, совершившие их получают судимость.

Существует порядка 80 установленных законом запретов и ограничений, когда человек судим. Судимость препятствует ресоциализации гражданина, трудоустройству, получению финансовых услуг, может повлиять даже на карьеру близких людей.

Сразу отправлять в преступный мир человека, я думаю, не нужно. Сейчас же Верховным Судом уже разработан законопроект об уголовном проступке. Понятие предлагается распространить на 112 составов преступлений. По ним в 2019 году были осуждены более 68 тысяч человек, из них более 35 тысяч – впервые совершившие преступления.

Если законопроект будет принят, то гражданин, который совершил указанные деяния впервые, будет признаваться совершившим уголовный проступок и освобождаться от уголовной ответственности. К нему будут применяться такие уголовно-правовые меры, как судебный штраф, ограниченно оплачиваемая работа или общественные работы. Общественные работы будут определяться органами местного самоуправления совместно с уголовно-исполнительными инспекциями. Это очень важно.

Важно и то, что в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации предлагается внести саму процедуру признания уголовно наказуемого деяния уголовным проступком.

Я как практик могу сказать, что когда обязанности прокуратуры были переданы суду по поводу ареста, а сама процедура не была прописана в Уголовно-процессуальном кодексе, то мы сами вынуждены были эту процедуру создавать. А здесь все прописано.

Важно подчеркнуть, что при злостном уклонении от этих мер виновный будет привлечен к уголовной ответственности в общем порядке.

Эксперты уже предлагали ввести в законодательство понятие уголовного проступка. Знаю, что в поддержку этой идеи высказывалась и Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации уважаемая Татьяна Николаевна Москалькова.

Конечно, законопроект требует обсуждения по отдельным категориям (я его изучила очень тщательно), но, несомненно, он станет шагом на пути к гуманизации судебной системы.

В этой связи мы просили бы Вас поддержать этот проект, Владимир Владимирович, и рекомендовать Госдуме его принять.

Спасибо.

В.Путин: Галина Александровна, я знаю мнение и Председателя Верховного Суда: все «за», я тоже «за» и обязательно поддержу. Нам, конечно, не нужно на людей вешать судимость и все, что с этим связано, что тащится с человеком потом по жизни, если речь идет о каких-то мелких правонарушениях: с кем не бывает – жизнь есть жизнь. Поэтому не нужно загонять человека в такие жесткие рамки, которые будут влиять, повторяю, на всю его оставшуюся жизнь.

Я согласен с этим, но надо просто до конца, видимо, его доработать. Никто не возражает. Я для себя еще раз пометил, и будем двигаться по этому направлению.

Что касается этой женщины пожилой, которая хотела бы переговорить со мной, – да ради бога, я с удовольствием с ней переговорю, только телефон-то Вы не оставляете. А то сказали – приглашаете в гости, сказали, что старушка-мама будет очень рада, но адреса не оставляете. Как так?

Телефончик дайте, ладно, назовите телефон. Телефон можете назвать?

Г.Осокина: Нет телефона. Здесь указано только, что она очень хочет с Вами пообщаться, фамилия есть. Наталья Ивановна Донскова, Ставропольский край. То есть найти в любом случае можно будет.

В.Путин: Донскова.

Мы все ругаем-ругаем правоохранительную систему. Давайте попросим сделать что-то хорошее: попросим директора Федеральной службы безопасности или Министра внутренних дел найти Наталью Ивановну Донскову.

Г.Осокина: Ставропольский край.

В.Путин: Ставропольский край, Донскова Наталья Ивановна. 97 лет ей?

Г.Осокина: 97 лет.

В.Путин: Я думаю, нас коллеги слышат. Пожалуйста, помогите нам найти Наталью Ивановну.

Спасибо.

Гусев Павел Николаевич, пожалуйста.

П.Гусев: Уважаемый Владимир Владимирович!

Я бы хотел затронуть сегодня ряд вопросов, которые тревожат, волнуют и беспокоят журналистское сообщество, потому что мы стали сталкиваться с проблемами, которые, казалось бы, должны быть давно забыты и исчезнуть из нашей жизни, тем не менее это происходит. Сегодня работу журналистов на крупных, мелких общественных или других мероприятиях, связанных с манифестациями, митингами, какими-то протестами, законными, незаконными, определяют силовые структуры и другие органы. Но журналист так или иначе должен освещать эти проблемы. Он должен говорить о том, что происходит, потому что по-другому нельзя. Плохо это или хорошо – он дает оценку того, что происходит.

К сожалению, за последнее время участились случаи, когда на таких мероприятиях, где задерживаются нарушители, задерживаются те люди, которые, к сожалению, нарушают закон, задерживается и очень большое количество журналистов. Да, через два-три-четыре часа, иногда через сутки их выпускают, извиняются, тем не менее задерживают. Мне кажется, что нужно изменить ситуацию. Сейчас Государственная Дума рассматривает поправки в закон, где предлагается «маркировать» журналистов. Мне кажется, законодательно говорить о том, какая табличка или какое должно быть удостоверение у журналиста, это достаточно мелко для законодательства России.

Поэтому мы очень просим Вас подключить ряд силовых структур – предположим, МВД, Росгвардию, – Роскомнадзор, Союз журналистов как общественную организацию, СПЧ выработать единый документ, который мог бы при всех защищенных формах стать опознавательным, плюс жилетка, которая не даст возможности журналиста скрутить вместе с теми, кто реально нарушает общественный порядок.

Вы знаете, 10 лет назад Союз журналистов Москвы и ГУВД это сделали. Несколько лет эта журналистская карта плюс жилетка сняли всю напряженность – ни одного задержания журналистов не было.

Мы предлагаем применить это для всей страны. Решить это не законодательно, а просто ведомственные структуры могут для себя решить, выработать этот документ. Некоторые говорят: «Будут подделывать». Во-первых, сейчас есть определенная защита для таких документов. Но тогда подделывать, в общем-то, все можно. Пятитысячные рублевки тоже подделывают. Что же, тогда деньги запретим?

Мне кажется, что эта проблема решаемая, и ее можно решить.

Второй момент. К сожалению, мы столкнулись со случаями (создали центр, который мониторит все, что происходит по стране) с журналистами, которые работают в регионах и пытаются получить информацию как от государственных структур, общественных структур, так и от структур, которые работают в том или ином регионе.

И что же получается? На сегодняшний день по мониторингу 127 случаев уже, то есть каждые три дня журналиста или избивают, или выгоняют, или угрожают. И это не просто слова, Владимир Владимирович. Уже по стране за это время, за этот год, заведено три административных дела и девять уголовных дел против этих людей. То есть эта работа есть, но, к сожалению, она проводится очень стихийно. И эти случаи есть, повторяются. Посмотрите, в Москве, в Московской области практически таких случаев нет, потому что администрация работает очень неплохо с журналистским сообществом.

Мы очень просим Вас, может быть, ваши полномочные представители в какой-то степени могли бы в регионах провести соответствующую работу, объяснить, что существует Закон «О средствах массовой информации», там есть положения, которые надо выполнять чиновникам. Существует Конституция Российской Федерации, где в двух местах говорится о свободе информации и о том, как должны журналисты работать. Мы говорим, я еще раз хочу повторить, если журналист нарушает закон, или клевещет, или врет, или какие-то еще вопросы поднимает, которые требуют разбирательств, для этого есть судебные структуры, для этого есть возможность с этим средством массовой информации разбираться.

И третий вопрос, Владимир Владимирович. В последнее время нас всех волнует то, что наши журналисты стали страдать за рубежом: это, к сожалению, и задержания (последнее в Латвии), и аресты, лишение аккредитации, запреты на работу в тех или иных местах. Мы считаем, что это недопустимо для российских журналистов. Иностранцы у нас работают. Почему нам запрещают и почему нас унижают в разных странах? Министерство иностранных дел, Совет по правам человека, Союз журналистов, у нас есть целый список европейских, американских и в других странах общественных структур, с которыми мы бы могли (и с помощью МИДа) наладить взаимоотношения и все-таки эти вопросы поднимать очень жестко. Я считаю, что и на уровне государства нужно принимать очень жестко, может быть, даже и ответные меры по тому, что происходит сегодня с российскими журналистами. Мы должны российских журналистов защищать в любой точке Земли, потому что они работают на совесть, реально на совесть работают.

Спасибо большое.

Комментарии

Нет комментариев. Ваш будет первым!